Задание было простейшим, как первые организмы на Земле. Запустить цепочку массовых беспорядков сразу в нескольких магических кварталах Великобритании, чтобы отвлечь внимание авроров на себя, пока штаб под носом у Министерства проворачивает какую-то важную операцию. Мы были достаточно близки к Темному Лорду, чтобы знать, что готовится что-то серьезное, но еще не заслужили особого доверия быть посвященными в конкретные детали плана. Я, как обычно, предпочитая действие слову, не задаю лишних вопросов, а вот Мальсибер не может удержаться от того, чтобы скривить губы в усмешке и как бы невзначай шепнуть мне:
- Пушечное мясо.
Я пожимаю плечами и взглядом советую ему поменьше думать. Тянем жребий. Нашей группе выпадает магический квартал в Кардиффе, и я сразу воодушевляюсь. Кардифф – это вам не какая-нибудь забытая в глуши деревенька, там будет самое веселье. Надеваем маски, закрепляем их заклинанием, чтобы не слетели в бою, и аппарируем сразу группой. Действуем быстро, слаженно, по-военному. Я в нетерпении сжимаю палочку в руке, пока командующий группой не подает условный сигнал к действию.
Авроры появляются так быстро, что у меня невольно пробегает мысль об утечке информации, но, с другой стороны, военное время обязывает группу мгновенного реагирования буквально соответствовать своему названию. В любом случае, у меня не остается времени на размышления, когда я с головой погружаюсь в свою стихию – бой. Все органы чувств обостряются, когда я с палочкой наперевес бросаюсь вперед, выкрикивая одно за другим проклятья. Разрушаю стену дома, которая обрушивается с таким грохотом, что перекрывает крики - наши, наших врагов и случайных (жертв) прохожих. От вспышек рябит в глазах, но я успеваю краем глаза заметить, как слева на меня бросается один из противников, посылая в меня заклинание. Понимаю, что времени поставить магический щит не хватит, равно как и отбить его встречным заклятьем, поэтому делаю единственно возможное – пытаюсь увернуться, и мне почти удается. Почти. Плечо обжигает болью, и я не сдерживаю крик ярости и боли, который все равно никто не услышит за общим шумом. Поворачиваюсь к противнику, который оказывается ко мне намного ближе, чем я думал, и почту в упор бросаю в него Аваду Кедавру. Может быть, будь он более опытным аврором (будь он аврором?..), он бы так не подставился, но зеленый луч бьет ему прямо в грудь, и я смотрю в лицо почти своему ровеснику. Как будто издалека слышу условный сигнал к отступлению и вместе с остальными аппарирую во временный штаб боевки, чтобы получить медицинскую помощь и дальнейшие указания. Впрочем, от первой я сразу отказываюсь, отрешенно слушаю, как нам диктуют алиби и ответы на случай возможных проверок, машинально киваю (всем все понятно?) и делаю знак Мальсиберу, предлагая аппарировать к нему.
Я долго-долго мою руки, пока они не начинают щипать от горячей воды, потом снимаю пропитавшуюся кровью рубашку и бросаю ее в угол, чтобы уже через минуту старательные домовики утащили ее в стирку. Мальсибер молчит и ни о чем не спрашивает, и впервые эта его привычка не выводит меня из себя.
- За… - голос хрипит и не слушается, и мне приходится прокашляться, чтобы спросить. – Займешься раной?
Не дожидаясь ответа, я поворачиваю стул спинкой от себя и сажусь, обхватив спинку руками. К горлу подкатывает тошнота, то ли от потери крови, то ли от охватившего меня непонятного оцепенения. Я задумываюсь над тем, что уже не первый год в организации, и на моих руках немало крови, но, как ни странно, ни одного трупа. До сегодняшнего дня. Вернее, трупы скорее всего были: кто-то мог погибнуть от нанесенных ран, кто-то, не замеченный мною, пал от шального проклятья в пылу боя, кто-то погребен под руинами разрушений, причиной которых стала моя палочка. Но сегодня я впервые столкнулся со смертью лицом к лицу. Смертью от моей руки.
Мною овладевает странное спокойствие, больше похожее на апатию, и хуже всего то, что я ищу и не могу найти объяснения своему состоянию. Перед глазами стоит лицо убитого мною мальчишки, и мне почему-то безумно важно знать, кем он был. Аврором или случайным прохожим? Грязнокровкой или волшебником? Чужим?
Или своим?..

Я слежу за тем, как Мальсибер лениво поднимается со стула, и в который раз удивляюсь, как при всей флегматичности его натуры ему удается быть очень и очень неплохим боевым магом. Такие, как Рик, обычно не пачкают руки на поле боя, они сидят в хороших кабинетах и придумывают хитроумные планы по захвату мира или, на худой конец, изощренно пытают в темных подвалах своих врагов, добывая нужную информацию или тестируя новое заклинание. И все же приятно, когда твою спину прикрывает человек с мозгами, особенно, если приходится доверять товарищу собственную жизнь.
Когда Мальсибер начинает колдовать, я хватаю со стола полотенце, ловко скручиваю его в жгут и сжимаю его зубами, после чего позволяю другу изучить мое плечо. Судя по его многозначительному молчанию, жить я буду, но как только он притронется к ране, я сильно пожалею о том, что не пал смертью храбрых. Предложение глотнуть огневиски кажется мне сейчас верхом всех желаний, но я упрямо мотаю головой, только сильнее стискиваю зубами полотенце. Боль – вот, что мне сейчас нужно. Она избавит меня от мыслей, напомнит, ради чего я делаю то, что делаю. Рик не настаивает и начинает шаманить над раной, первым делом промывая ее водой. Сначала я не чувствую ничего.
Боль обрушивается на меня внезапно, заставляя широко раскрыть глаза и до боли впиться руками в спинку стула. Кристально-чистая, ослепительно-белая вспышка перед глазами выбивает из меня дух, и я не смог бы закричать, даже если бы не заткнул себе рот кляпом. Мне хочется вскочить со стула и оттолкнуть Мальсибера, но я не могу пошевелиться, то ли парализован шоком, то ли друг постарался, чтобы я не дергался и не мешал операции. Боль из плеча простреливает в висок, и мне кажется, что меня сейчас вырвет. Изо рта вырывается какое-то жалкое мычание, в котором я с удивлением узнаю свой голос. Еще немного, и я позорно потеряю сознание, но Рик осторожно наносит на поврежденное место мазь и неровными толчками боль начинает отступать. Я снова вспоминаю, как дышать и двигаться, выплевываю изо рта полотенце, делаю шумный вдох и разражаюсь отборным матом, поминая всех родственников Мальсибера до пятого колена, у которых руки не оттуда. Потом подаюсь вперед, опускаю голову вниз и чувствую, что меня сейчас вывернет наизнанку. С трудом сглатываю тошноту и снова выпрямляюсь.
- Ты что, убить меня решил, мать твою?! – мой голос снова хрипит, и я тянусь здоровой рукой к кувшину, который Рик оставил на столе, но тот пуст, и это приводит меня в ярость. С силой размахнувшись, я бросаю кувшин в стену, и тот с оглушительным треском разлетается на мелкие кусочки. – Я хочу пить, черт тебя дери! В этом доме, что, не найдется стакана во… - в горле першит, и я закашливаюсь, не успевая закончить фразу. Услужливый домовик оставляет на столе полный стакан воды и исчезает до того, как я успеваю его заметить. Я хватаю стакан и жадно выпиваю его до дна, после чего сжимаю в руке, борясь с желанием и его запустить в стену. Усилием воли заставляю себя поставить его на стол.
Боль постепенно утихает, и я понемногу прихожу в себя. Но вместе с облегчением возвращаются мысли, и я с ужасом понимаю, что лицо мертвеца снова встает перед глазами. Черт бы его побрал! Почему я вообще запустил в него Авадой? Откровенно говоря, я не люблю это заклинание, слишком у него простое действие. Тот, кто выступил с палочкой против Темного Лорда и меня лично, должен погибнуть более эффектно, должен почувствовать боль и всю силу моего гнева. Но в критический момент именно зеленый луч вырвался из моей палочки, именно эти слова слетели с языка. По рукам проходит дрожь, и я сжимаю кулаки, чтобы ее унять. Выпить? Знаешь, Мальсибер, а предложение-то в самый раз.
- Тащи все, что есть, - я поднимаюсь со стула. – Я буду в твоей комнате.
В доме Рика я чувствую себя так же свободно, как и в своем собственном. Бесцеремонно открываю шкаф и выбираю чистую рубашку. Я немного шире в плечах, так что пуговицы на мне не сходятся, и я просто накидываю ее на себя, не утруждая себя застегиванием пуговиц. Нетерпеливо хожу из угла в угол, меряя комнату шагами, пока друг организует выпивку. Когда дверь, наконец, открывается, я встречаю его вопросом в лоб:
- Ты ведь уже убивал, верно? Что ты при этом чувствовал?

Я жалею, что у меня под рукой нет кухонного полотенца, чтобы снова заткнуть себе рот, когда с губ срываются недостойные Пожирателя смерти вопросы. Чувствую, как лицо заливает краска стыда, и отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть, как Мальсибер отреагирует на столь несвоевременное проявление слабости с моей стороны. Розье хочет поговорить о чувствах! Обхохочешься. За окном сгущаются сумерки (в январе темнеет рано), но еще достаточно светло, чтобы увидеть, что снегопад усиливается. Крупные хлопья снега покрывают землю и деревья в саду Мальсиберов белым покрывалом, и на долю секунды это зрелище меня завораживает. А потом Рик начинает говорить.
Его злость становится для меня сюрпризом, обычно его сложно вывести из себя. Я все еще жалею, что поднял эту тему, но во мне просыпается любопытство. Я отхожу от окна и останавливаюсь прямо напротив друга, опираясь о стол, пока он тянется к бутылке. Пытаюсь прислушаться к своим чувствам.
- Тебя мучила совесть? Серьезно, Рик? – не то, чтобы я считал Мальсибера бесчувственным чудовищем, но это признание приводит меня в замешательство. Машинально беру протянутый стакан и прикидываю, можно ли назвать совестью то, что грызет меня. Жалею ли я убитого мальчишку? Нет. Он знал, на что идет, когда бросался с палочкой на Пожирателя смерти. Я уверен в том, что поступил правильно. Но почему, черт возьми, я не чувствую радости? Я ведь сражаюсь за правое дело, и все, что я делаю, я делаю ради Него. Ради Темного Лорда. Но вместо ликования получаю пустоту внутри и гнетущие вопросы. А еще противно сосет под ложечкой.
Я послушно выпиваю вместе с Мальсибером. Почти не чувствую вкуса алкоголя, но сразу распознаю качество, и задумчиво комментирую:
- Хороший виски. И на редкость дурацкий тост, - хмыкаю, краем глаза косясь на друга, и со стуком опускаю стакан на полированную поверхность стола. – Если мы выступили хорошо… если я выступил хорошо, тогда почему мне так погано? Почему я… - проглатываю остаток фразы и закипающую злость в шумном вздохе и снова хватаюсь за стакан, как утопающий хватается за соломинку. – А впрочем, ты прав, дружище! – мой голос звучит чересчур громко и бодро, не скрывая проскальзывающей в нем нервозности. – Сегодня мы просто напьемся! За Темного Лорда! – залпом опустошаю содержимое стакана и морщусь, когда горло обжигает янтарная жидкость. По привычке ищу взглядом закуску, о которой Мальсибер, как обычно, и не подумал позаботиться, и хмуро смотрю на товарища.
- Я жрать хочу, Рик. Твоих лодырей-домовиков исправит только могила!  Мерлин свидетель, в следующий раз я начну раздавать им твою одежду! Пусть убираются к Мерлиновой бабушке стирать ее грязные подштанники, если не могут даже накормить хозяина и его гостей!
Мне кажется, я даже слышу, как весь дом замирает, парализованный ужасом моей угрозы. За спиной уже кто-то шуршит, звякают тарелки и приборы, и я чувствую небольшое удовлетворение. И все равно этого мало, слишком мало, чтобы снять напряжение. Может, одолжить у Мальсибера домовика и попрактиковаться в Круцио? Сама мысль об этом вызывает у меня сейчас отвращение. Заклинание, конечно, приятное, не спорю, это ни с чем не сравнимое чувство власти, когда жертва извивается под твоей палочкой, оно вызывает привыкание, и хочется еще и еще, но после… После не чувствуешь ничего. В лучшем случае. А в худшем, что-то вроде похмелья после хорошей вечеринки: и тошно, и хочется похмелиться.
Из мыслей меня вырывает неожиданный вопрос Рика. Застигнутый врасплох, я огрызаюсь:
- Ничего меня не интересует! – смотрю на него исподлобья, ну, все, теперь не отстанет. И зачем я только заикнулся? Наполняю наши стаканы по новой, наплевав на то, что руку лучше не менять, и, не дожидаясь, когда друг скажет очередной идиотский тост, делаю большой глоток. Стол ломится от закуски, но мысль о еде теперь вызывает у меня тошноту, поэтому я выбираю только тонкий ломтик лимона. Забыв о больной руке, я опираюсь ей о стол, и наказание следует незамедлительно, простреливая болью через плечо в голову. Контрольный выстрел. Я давлюсь лимоном и начинаю кашлять, задыхаясь, еле справляюсь с собой и выплевываю его пол, нимало не заботясь о правилах приличия. Потом резко поднимаюсь и, от души пнув ножку кровати, на которой развалился друг, взрываюсь, противореча сам себе. – Почему меня это интересует, ты хочешь знать? Да потому что этот ублюдок, которого я сегодня прикончил, так и стоит у меня перед глазами! Я ненавижу его! Я ненавижу себя! Я чувствую себя последним слабаком, потому что впервые в жизни не понимаю, чего я хочу и что делаю! – на одном дыхании кричу я и останавливаюсь, чтобы сделать вдох. – Я думал, что убивать – это просто, понимаешь? А это…
Я снова отхожу к окну.